Путина лично ответственным за все беды признает большинство россиян

В этом году социологи фиксируют не просто коррекцию прежних трендов в общественном сознании, но и по многим важным направлениям практически их слом. О том, что происходит с российским обществом, как изменилась в уходящем году средняя температура по нашей общероссийской больнице, мы накануне Нового года побеседовали с директором Левада-центра Львом Гудковым. И вот к каким выводам мы пришли.

С другой стороны — рост в обществе социального раздражения, недовольства и тревожного ощущения неопределенности будущего. На чем держалась популярность режима все эти годы? На надеждах, что власть обеспечит высокий уровень благосостояния и продолжение роста доходов при одновременном восстановлении Россией статуса великой державы, дающего чувство гордости за принадлежность к ней и компенсирующего ощущение зависимости маленького человека от властного произвола, чувство незащищенности и  материального неблагополучия. Теперь эти надежды исчезают.

Эта вторая линия чрезвычайно важна. Первые признаки ее появления обнаружились уже к концу 2017 года. Потом, в феврале, когда началась президентская избирательная кампания, индексы социальных настроений временно поползли вверх. Но это обычный эффект электоральной мобилизации, когда идет пропагандистская накачка, когда по ТВ демонстрируют, как все вокруг хорошо и правильно, что без Путина все развалится, что он у нас единственная скрепа и  гарант стабильности и благополучия. В этот раз временное повышение индексов социальных настроений было менее значительным, чем раньше,  во всех предыдущих кампаниях.

После мартовских выборов, с апреля началось снижение популярности всех властных институтов, а в мае показатели доверия, одобрения и поддержки рухнули. Была объявлена пенсионная реформа, которая  вызвала резкое недовольство населения.

И самое интересное, что совершенно неожиданно после объявления о пенсионной реформе резко ослабла чувствительность населения к антизападной пропаганде. В какой-то момент, к августу, когда президент подписал законопроект о пенсионной реформе, антиамериканские установки, на чем, собственно, пропаганда держится все четыре послекрымских года, настолько ослабли, что восстановился обычный уровень соотношения симпатий и антипатий к американцам. Он вышел не просто на докрымский, а даже на более ранний уровень середины 2000-х годов. То есть,  42% жителей России внезапно почувствовали некоторый позитив в отношении американцев

Исчезновение ощущения стабильности

У россиян значительно ослабло чувство стабильности, на котором многие годы держался режим. («Стабильность» в данном случае  означает  веру не неизменность сложившегося порядка, а в то, что жизнь дальше будет все лучше и лучше).  Патриотическая  эйфория, вызванная кампанией «Крымнаш», подняла, как и во время войны с Грузией,  индексы одобрения власти до максимума, но одновременно породила страх (чем будем платить за это), диффузную разлитую тревогу и утрату определенности будущего.  

Если весной 2014 года в обществе преобладала уверенность и гордость за Россию, то в последующие годы эта картина перевернулась. Тогда соотношение  уверенных в своем завтрашнем дне и встревоженных, готовых к разного рода неприятностям и потрясениям, составляло 52% к 40%. В дальнейшем доля «уверенных» опустилась и  колебалась в пределах 38-44%, а испытывающих хроническое чувство неуверенности и беспокойства поднялась до 50-56%. Несмотря на явное торжество национального духа, в своей обычной, повседневной жизни большинство россиян (62-64%) испытывали и испытывают хроническое состояние депрессии, усталости, растерянности, страха, обиды, ощущение хронической нужды. 

По мнению 39% опрошенных в ноябре 2018 года, материальное положение их семей за последний год ухудшилось, а улучшилось лишь у 9%, у остальных не изменилось. Общий семейный доход (в среднем по России)  сегодня (при двух работающих взрослых!) составляет чуть более  40 тыс. рублей (в глазах людей — это граница прожиточного минимума). При этом у примерно половины семей он ниже  30 тыс. (у пенсионеров — 26 тысяч с небольшим), у  28% — от 30 до 50 тыс. рублей,  у 11% — от 50 до 70 тыс.рублей;  у такого же числа семей — свыше 70 тысяч рублей (последняя группа представлена главным образом чиновниками и предпринимателями).  Такая картинка  очень отличается от тех, что рисуют наши высшие чиновники.  

Разрыв между тем, что люди реально имеют, и тем, что они считают необходимым, чтобы жить, по их представлениям, «нормально», составляет двукратные величины (сегодня эта «норма» должна была бы соответствовать общему доходу  семьи в 82-85 тыс. рублей).  Нереализуемые ожидания и составляют постоянный фон массового раздражения.

Горизонт планирования

Готовность к протестам

В июле-августе готовы были протестовать конкретно именно против пенсионной реформы 53%. Обычно говорят, что готовы принять участие в каких-либо акциях протеста против падение уровня жизни или в демонстрациях с политическими требованиями и лозунгами от 8 до 15%, в последние месяцы — от 23 до 30%.  

Но еще более  важно, что изменился состав людей, готовых к протестам. Если в 2011-2012 году на улицу выходил в основном образованный и активный слой населения (так называемый «креативный класс»), то сейчас круг готовых к протестам расширился — это и  рабочие, и служащие, и в широком смысле бюджетники.  90% населения не приняли предложенный вариант пенсионной реформы. Люди считают, что у них отняли их кровные, ими заработанные в течение трудовой деятельности деньги, что пенсия — это не «подарок» к старости заботливого государства, а их собственные сбережения. Нарушен принцип справедливости, что в нашем обществе вызывает наибольшее негодование.   

Слом механизма разделения ответственности между президентом и правительством

За год доверие к нему снизилось с 59-60% до 39%.

Недовольство в отношении него заметно  усилилось. Основные причины этого —   экономическая политика, связь с крупным бизнесом,   опора в основном на силовиков (не только ФСБ и правоохранительные органы, но и военно-промышленный комплекс, армию) и защита их интересов. Это оборачивается попустительством бюрократическому произволу,  безуспешной борьбой с коррупцией или даже подозрениями в связях с такого рода кланами или группировками. Другими словами, слабеет базовое представление о нем как о политике, который должен заботиться о народе, но не делает этого,   не отвечает их ожиданиям и надеждам. А люди ждут резкого увеличения социальных расходов, проведения более эффективной политики в области медицины, образования, развития социальной инфраструктуры. Казенные деньги, по мнению людей, слишком непропорционально тратятся на войну, вооружение и чиновников.

Международная изоляция и санкции

Первоначально (весна-лето 2014 года) большинство населения считало, что санкции направлены только против путинского окружения, узкого круга российской элиты,  ответственной за Крым, а потому особо на них не реагировало. Пропаганда развернула их трактовку как выражение традиционной западной русофобии, политики, направленной против всего российского народа, средство унизить, ослабить возрождающуюся Россию. Поэтому введение санкций было воспринято сначала с недоумением, затем — либо с возмущением, либо скептически (нас, дескать этим не проймешь). В массовом сознании не возникало причинно-следственной связи между позициями ведущих стран, заявивших о правовой и моральной неприемлемости российской политики по отношению к Украине или войны в Сирии, и последствиями для российской экономики, а значит — и для жизни обычных людей.  И только с течением времени воздействие санкций стало ощущаться через снижение деловой активности, через экономическую стагнацию и в целом проблемы в экономике. Во-первых, сами санкции все более ужесточаются. А во-вторых, они рассчитаны на длительное воздействие,  их негативное воздействие накапливается, аккумулируется.

Ответные контрсанкции, в практическом плане оказались гораздо более ощутимыми, но они вызвали негативную реакцию только у сравнительно узкого круга, в основном населения крупнейших городов, у более обеспеченных слоев, способных потреблять более дорогие и более качественные товары. Основная масса населения, располагая низкими доходами, сидит главным образом на более дешевых отечественных или собственных продуктах.

Одновременно сейчас наблюдается любопытный эффект. Вся эта патриотическая эйфория — «Крым наш» и «вставание с колен» — привела, с одной стороны, к росту коллективных самооценок, гордости, патриотического самоуважения, даже некоторой спеси, а с другой — к нарастанию безотчетной тревоги, смутному пониманию, что растущая конфронтация между Россией и США, Россией и НАТО, может обернуться реальной большой войной. Массовый травматический опыт афганской, чеченских и даже Великой Отечественной войн, говорит людям, что амбиции властей или корпоративные интересы отдельных групп (генералитета, националистов, пропагандисткой клаки) могут обернуться национальной трагедией, как это было не раз в нашей истории. Нынешний режим, теряющий чувство реальности, может в конце концов заиграться и словесная война перерасти в настоящую катастрофу. Это тревожное состояние не проходит, оно не контролируемое, его невозможно нейтрализовать никакой пропагандой — так работает коллективное подсознание.  После стресса от пенсионной реформы эти подпочвенные настроения резко поднялись, и  сейчас 79% не просто надеются на то, что конфронтации как-то само собой спадет, но считают, что нужно налаживать  нормальные отношения с Западом. А до этого таких было где-то около 45-50%. Причем, в большей степени на это надеются молодые люди.

Молодежь

Эта категория  (но не самых молодых) отличаются особенно низким уровнем поддержки Путина — 58%. 

Для сравнения: среди людей пенсионного возраста таких 80%. Не одобряющих его деятельность, соответственно, 41% молодых и 19% пожилых). Хотя и среди молодежи сохраняются (особенно в провинции) представления о русофобии, о заговоре Запада, но они существуют как бы отдельно от интересов и реальной жизни молодежи. Молодежь в целом  отличается гораздо более высокой симпатией и интересом к Западу, к современной культуре, моде,  чем другие возрастные категории. Так, например, «положительно» относятся к США 51% опрошенных в возрасте 18-24 года, негативно — 39% (а среди людей старше 65 лет — 21% и 65%). К ЕС, соответственно, позитивно относятся 59% против 33% (у пожилых  респондентов картина обратная:  58% воспринимают ЕС негативно,  и  лишь 28% — положительно).  Позитивные установки к Украине отмечаются у 40%  молодых (негативные — у 50%), а из пенсионеров к бывшей братской республике «хорошо» относятся лишь 29%,  а 60%   — «плохо» и «очень плохо».

А вот второй фактор тревожности, показатели которой  в этом году очень поднялись,  — это страх большой, мировой войны (очень боятся ее 57%), он оттеснил прежние социальные страхи перед преступниками, публичными оскорблениями и унижением, собственными болезнями, беспомощностью и старостью.

Поднялись также страхи перед произволом властей, перед полицейщиной (51%) и возвратом к массовым репрессиям (40%), несколько отодвинув даже экономические тревоги — боязнь безработицы (32%) и обнищания (45%).

Большая часть этих социальных страхов носит фоновый, неопределенный характер, будучи психологическим выражением того, что обстоятельства жизни не зависят от человека, что ты — не хозяин своей жизни. В этом смысле очень  показателен такой индикатор общей тревожности, диффузной неуверенности, как повышение страха перед эпидемиями, стихийными бедствиями,  СПИДом. Если все более-менее хорошо, то преобладают личные страхи: мысли о смерти, о конечности бытия, страх перед болезнями и т.п. В ситуации же общей тревожности индивидуальные страхи уступают место неконтролируемым факторам, над которыми ты не властен. Такая вот социальная психиатрия.

Источник: Новая газета